Протоиерей Владимир: «В плену избивали, душили и кормили пылью»
«Новоросс. info» - Протоиерей Владимир Марецкий - настоятель Свято-Никольского храма-часовни в городе Луганске. До этого он был настоятелем храма в селе Райгородка Новоайдарского района. Там он попал в плен к украинским силовикам. Затем его перевели в Харьков: сначала в СБУ, а затем в 27-ю тюрьму. В общей сложности священник пробыл в плену четыре месяца. О перенесенных в плену пытках и о том, что делать христианину в условиях гражданской войны, он рассказывает в интервью Новоросс.info
- При каких обстоятельствах вас взяли в плен?
- Я как священник курировал отношения с Донским казачеством. Когда к нам стали приходить вооруженные люди и навязывать свои порядки, не смог оставаться в стороне. Конечно, я тогда не надевал рясу. Одевался так, чтобы не отличаться от основного количества людей.
Мы стояли на блокпостах. Контролировали воинские подразделения, чтобы они не заходили к нам в село, не воровали и не дебоширили. Потом перешли на блокпост части, там контролировали порядок, чтобы не было роста преступности и не разворовывали народное хозяйство. За это и пострадали.
- Вы были в ополчении?
- Выходит, что так. Я собрал людей, организовал их вместе – в основном, казаков. Эта группа под моим руководством осуществляла функции, которые должна выполнять милиция.
- Как это совмещалось с вашим саном?
- Я не нахожу ничего преступного в том, что мы делали. Священник или не священник, а родину защищать никому не стыдно. Еще с древних времен многие священники мученически закончили свою жизнь, защищая отечество. Множество монахов участвовало в битвах за свою родину.
Я не стрелял из оружия. Никого не убил, никого не обидел. В моей деятельности ничего зазорного не было.
- Как с вами обращались в плену?
- С момента задержания нас всех сразу начали сильно избивать, всех тринадцать человек. Точнее, двенадцать, потому что один из нас оказался предателем, который оповестил украинцев, где мы будем проезжать и сколько нас будет. В момент задержания мы не имели возможности даже оказать сопротивление.
Избивали сильно. Ломали суставы, выкручивали – плечевые суставы, суставы ног. Били автоматами, прикладами, стволами.
Когда мы остановились, нас сразу же начали без предупреждения расстреливать. Окружили машину и начали палить с трех метров. Пули просто пролетали через салон автомобиля.
- Никого не зацепило?
- Нет. Они сами друг друга в итоге постреляли, даже убитые были. Они ведь окружили машину с трех сторон, подковой, и стреляли друг в друга.
- Какое это было подразделение?
- Это был батальон «Айдар». Но когда нас задерживали, было еще 12 человек из «Альфы», СБУ. Может быть, это повлияло на то, что нас сразу не расстреляли. Изначально от батальона «Айдар» прозвучало такое предложение: «Наконец-то мы разбогатеем – давайте сдадим их на органы». Потом, когда им это запретили, - другое: «Тогда давайте их в лесополосу». Не расстреляли в итоге. Но на протяжении всего первого дня продолжали избивать. Потом нас привезли в Харьков - с мешками на головах, со связанными руками, которые потом чернели и опухали. Тогда они ослабляли веревки, чтобы кровь пошла в руки, и заново перетягивали. Так по шесть – семь раз подряд. Делалось это, чтобы раненый чувствовал боль. Онемевшие руки не чувствуют боли.
Всякого хватало. И душили, и пылью кормили. Мешок, который надевали на голову, наполняли пылью и приходилось ей дышать. Потом еще неделю эта пыль отхаркивалась из легких.
- Какова была цель пыток?
- Им нужно было громко объявить, что они захватили именно террористов. Для этого они заставляли признаться нас в том, что мы не совершали. В том, что мы убивали людей, грабили и готовились совершать теракты.
- И долго это продолжалось?
- Первый день мы провели в «Айдаре», потом четыре дня в харьковском СБУ. На четвертый день нам дали воды. До этого не давали. Еще дали по «мивине» съесть. На пятый день дали по половинке «мивины»: видимо, посчитали, что целая - слишком жирно для нас. Снова дали воды попить. Потом мешки и наручники с нас сняли. Отвезли в СИЗО. Там больше не били, но из СИЗО меня и многих других ребят забирали в СБУ, где снова связывали и избивали. Совали разное оружие в руки, чтобы мы оставляли отпечатки пальцев. Запугивали: «Если не оставишь сейчас отпечатки, значит, будешь расстрелян при попытке захвата оружия».
Знали, что я священник, но это их не останавливало, только подзуживало. Каждого из ребят, которые со мной были, гоняли поодиночке, требовали: «Дайте против батюшки показания. Вам за это присудят года три-четыре, и будете дома, а ему все равно не жить». Но ребята все оказались нормальные.
- Как вас освободили?
- Освободили нас 14 сентября. Взяли 25 мая, а 14 сентября освободили по обмену как военнопленных. Нам-то повезло. Но до сегодняшнего дня в плену там находится очень много людей, которые не входили в подразделения Народной милиции. Это люди, которые с первого дня пришли на блокпосты защищать родную землю. В плену находятся те, кто участвовал в проведении референдума за независимость Луганской народной республики, в проведении выборов главы республики. При этом они не были записаны ни в одно подразделение и поэтому не считаются военнопленными.
Хотелось бы призвать тех, кто имеет возможность хоть как-то повлиять на эту ситуацию, помочь вызволить и этих людей. В последнее время у нас проходили очень неравноправные обмены: мы отдали больше ста человек, а взамен получили пятнадцать. Все это потому, что людей, которые не были приписаны к подразделениям, не попадают в списки.
Например, попали в плен наши гуманитарщики из девятой роты. Они не входят в состав Народной милиции. Как их обменять – непонятно. Это наши люди, под Широкино они попали в плен в апреле. До сих пор находятся в плену. Многие в тяжелом состоянии. Один тогда погиб. Остальные – с ранениями, с поломанными костями. Как там ведут себя по отношению к нам, я знаю не понаслышке. Издеваются, как садисты.
Я думаю, что даже над нами издевались меньше, чем сейчас издеваются над пленными. Мы были одними из первых, кто попал к ним в плен, и они не знали, что с нами делать. Сейчас знают. Среди этих же гуманитарщиков, попавших в плен, был человек с огнестрельным ранением. Через какое-то время мы узнаем, что ранения у него уже два. В оба плеча. То есть, в плену ему прострелили плечо. Поломанные ребра, разбитые головы, сотрясения, выломанные суставы… Лечить это никто не лечит.
- Вы занимаетесь обменом пленных? Сколько сейчас человек со стороны ЛНР находятся в плену?
- Я помогаю тем, кто это занимается. Было озвучено, что в плену там находится больше двухсот человек. Они не входят в состав вооруженных подразделений, поэтому их не будут обменивать. Они, получается, почти мирные жители. Есть люди, которые там находятся еще с прошлого лета, и их до сих пор никто не обменял.
Там не только люди из Луганской народной республики. Немало сочувствующих из Харьковской области – СИЗО переполнено так называемыми «сепаратистами и террористами».
Многих из них прячут под уголовные статьи. Люди соглашаются. Одно дело – подписать признание в том, что ты совершил какую-то кражу и получить 3 – 5 лет. Другое дело – неизвестность и, возможно, расстрел где-нибудь в лесополосе. Люди ломаются.
- Скажите как священник, что делать обычному верующему человеку в условиях гражданской войны? Как оставаться христианином?
- Прежде всего, человек должен молиться. Но даже не зная Закона Божьего, человек с малых лет определяет, что хорошо, а что плохо. Ангелы подсказывают ему закон любви, который принес Бог. Поэтому и мы должны поступать прежде всего по закону любви.
Не нужно накапливать в себе злобу и жажду мести. Нужно просто жить. Помогать другим в меру своих возможностей. Можно трудом, можно моральной поддержкой, можно распространением гуманитарной помощи. До множества людей гуманитарные грузы просто не доходят, потому что об этих людях никто не знает. Мы, конечно, составили свои базы данных, какие смогли, но это в первую очередь списки по категориям: пенсионеры, инвалиды и т.д. А многие люди, не подпадающие под эти категории, тоже живут впроголодь.
- А как их найти?
- В соответствующих базах данных. Такая база есть у нашего фонда – «Набат Донбасса», который сейчас находится на стадии формирования. Мы работаем напрямую с населением.
- Вы говорите о том, чтобы не копить злобу. А как не копить злобу тем, у кого погибли близкие, у кого разбомбили дом?
- Ничто не происходит без воли Бога. Возможно, это все нужно для того, чтобы мы смягчили свои сердца. Ожесточение в нас было еще до войны. Уже тогда мы друг на друга смотрели свысока, уже тогда пошло разделение на богатых и нищих. Сейчас идет искупление нашего поведения. Больно терять родных, близких и друзей. Но Господь призывает к себе только в том случае, когда человек или наиболее приближен к спасению, или уже удален от спасения настолько, что возврата нет.
Злоба только больше ожесточит наши сердца. Когда человек живет в злобе, он уже не контролирует своих поступков. От зла рождается только зло.
Солнце согревает и ту землю, что рождает хлеб, и ту, что рождает бурьян. Но бурьян нужен, чтобы было, чем питаться животным. И мы должны рассуждать так: если что-то есть, то оно нужно нам, чтобы утвердиться в добре.
- А вы простили тех, кто пытал вас и ваших друзей?
- Это тяжелый вопрос. Я знал, что я священник и обязан простить их. Это был очень длительный и болезненный процесс, когда я переламывал в себе ненависть к тем людям, которые издевались над нами. Но сейчас я отношусь к этим людям как к больным духовно. Желания отомстить у меня нет. Я благодарю Бога за то, что он мне дал возможность простить их, и молюсь, чтобы Бог теперь дал разум им.
Беседовала Анна Долгарева
По вопросам, связанным с фондом «Набат Донбасса» можно обращаться по адресу: [email protected]
Больше аналитики, инсайдерских данных и актуальных новостей читайте в Telegram-канале НОВОРОСС.ИНФО
- При каких обстоятельствах вас взяли в плен?
- Я как священник курировал отношения с Донским казачеством. Когда к нам стали приходить вооруженные люди и навязывать свои порядки, не смог оставаться в стороне. Конечно, я тогда не надевал рясу. Одевался так, чтобы не отличаться от основного количества людей.
Мы стояли на блокпостах. Контролировали воинские подразделения, чтобы они не заходили к нам в село, не воровали и не дебоширили. Потом перешли на блокпост части, там контролировали порядок, чтобы не было роста преступности и не разворовывали народное хозяйство. За это и пострадали.
- Вы были в ополчении?
- Выходит, что так. Я собрал людей, организовал их вместе – в основном, казаков. Эта группа под моим руководством осуществляла функции, которые должна выполнять милиция.
- Как это совмещалось с вашим саном?
- Я не нахожу ничего преступного в том, что мы делали. Священник или не священник, а родину защищать никому не стыдно. Еще с древних времен многие священники мученически закончили свою жизнь, защищая отечество. Множество монахов участвовало в битвах за свою родину.
Я не стрелял из оружия. Никого не убил, никого не обидел. В моей деятельности ничего зазорного не было.
- Как с вами обращались в плену?
- С момента задержания нас всех сразу начали сильно избивать, всех тринадцать человек. Точнее, двенадцать, потому что один из нас оказался предателем, который оповестил украинцев, где мы будем проезжать и сколько нас будет. В момент задержания мы не имели возможности даже оказать сопротивление.
Избивали сильно. Ломали суставы, выкручивали – плечевые суставы, суставы ног. Били автоматами, прикладами, стволами.
Когда мы остановились, нас сразу же начали без предупреждения расстреливать. Окружили машину и начали палить с трех метров. Пули просто пролетали через салон автомобиля.
- Никого не зацепило?
- Нет. Они сами друг друга в итоге постреляли, даже убитые были. Они ведь окружили машину с трех сторон, подковой, и стреляли друг в друга.
- Какое это было подразделение?
- Это был батальон «Айдар». Но когда нас задерживали, было еще 12 человек из «Альфы», СБУ. Может быть, это повлияло на то, что нас сразу не расстреляли. Изначально от батальона «Айдар» прозвучало такое предложение: «Наконец-то мы разбогатеем – давайте сдадим их на органы». Потом, когда им это запретили, - другое: «Тогда давайте их в лесополосу». Не расстреляли в итоге. Но на протяжении всего первого дня продолжали избивать. Потом нас привезли в Харьков - с мешками на головах, со связанными руками, которые потом чернели и опухали. Тогда они ослабляли веревки, чтобы кровь пошла в руки, и заново перетягивали. Так по шесть – семь раз подряд. Делалось это, чтобы раненый чувствовал боль. Онемевшие руки не чувствуют боли.
Всякого хватало. И душили, и пылью кормили. Мешок, который надевали на голову, наполняли пылью и приходилось ей дышать. Потом еще неделю эта пыль отхаркивалась из легких.
- Какова была цель пыток?
- Им нужно было громко объявить, что они захватили именно террористов. Для этого они заставляли признаться нас в том, что мы не совершали. В том, что мы убивали людей, грабили и готовились совершать теракты.
- И долго это продолжалось?
- Первый день мы провели в «Айдаре», потом четыре дня в харьковском СБУ. На четвертый день нам дали воды. До этого не давали. Еще дали по «мивине» съесть. На пятый день дали по половинке «мивины»: видимо, посчитали, что целая - слишком жирно для нас. Снова дали воды попить. Потом мешки и наручники с нас сняли. Отвезли в СИЗО. Там больше не били, но из СИЗО меня и многих других ребят забирали в СБУ, где снова связывали и избивали. Совали разное оружие в руки, чтобы мы оставляли отпечатки пальцев. Запугивали: «Если не оставишь сейчас отпечатки, значит, будешь расстрелян при попытке захвата оружия».
Знали, что я священник, но это их не останавливало, только подзуживало. Каждого из ребят, которые со мной были, гоняли поодиночке, требовали: «Дайте против батюшки показания. Вам за это присудят года три-четыре, и будете дома, а ему все равно не жить». Но ребята все оказались нормальные.
- Как вас освободили?
- Освободили нас 14 сентября. Взяли 25 мая, а 14 сентября освободили по обмену как военнопленных. Нам-то повезло. Но до сегодняшнего дня в плену там находится очень много людей, которые не входили в подразделения Народной милиции. Это люди, которые с первого дня пришли на блокпосты защищать родную землю. В плену находятся те, кто участвовал в проведении референдума за независимость Луганской народной республики, в проведении выборов главы республики. При этом они не были записаны ни в одно подразделение и поэтому не считаются военнопленными.
Хотелось бы призвать тех, кто имеет возможность хоть как-то повлиять на эту ситуацию, помочь вызволить и этих людей. В последнее время у нас проходили очень неравноправные обмены: мы отдали больше ста человек, а взамен получили пятнадцать. Все это потому, что людей, которые не были приписаны к подразделениям, не попадают в списки.
Например, попали в плен наши гуманитарщики из девятой роты. Они не входят в состав Народной милиции. Как их обменять – непонятно. Это наши люди, под Широкино они попали в плен в апреле. До сих пор находятся в плену. Многие в тяжелом состоянии. Один тогда погиб. Остальные – с ранениями, с поломанными костями. Как там ведут себя по отношению к нам, я знаю не понаслышке. Издеваются, как садисты.
Я думаю, что даже над нами издевались меньше, чем сейчас издеваются над пленными. Мы были одними из первых, кто попал к ним в плен, и они не знали, что с нами делать. Сейчас знают. Среди этих же гуманитарщиков, попавших в плен, был человек с огнестрельным ранением. Через какое-то время мы узнаем, что ранения у него уже два. В оба плеча. То есть, в плену ему прострелили плечо. Поломанные ребра, разбитые головы, сотрясения, выломанные суставы… Лечить это никто не лечит.
- Вы занимаетесь обменом пленных? Сколько сейчас человек со стороны ЛНР находятся в плену?
- Я помогаю тем, кто это занимается. Было озвучено, что в плену там находится больше двухсот человек. Они не входят в состав вооруженных подразделений, поэтому их не будут обменивать. Они, получается, почти мирные жители. Есть люди, которые там находятся еще с прошлого лета, и их до сих пор никто не обменял.
Там не только люди из Луганской народной республики. Немало сочувствующих из Харьковской области – СИЗО переполнено так называемыми «сепаратистами и террористами».
Многих из них прячут под уголовные статьи. Люди соглашаются. Одно дело – подписать признание в том, что ты совершил какую-то кражу и получить 3 – 5 лет. Другое дело – неизвестность и, возможно, расстрел где-нибудь в лесополосе. Люди ломаются.
- Скажите как священник, что делать обычному верующему человеку в условиях гражданской войны? Как оставаться христианином?
- Прежде всего, человек должен молиться. Но даже не зная Закона Божьего, человек с малых лет определяет, что хорошо, а что плохо. Ангелы подсказывают ему закон любви, который принес Бог. Поэтому и мы должны поступать прежде всего по закону любви.
Не нужно накапливать в себе злобу и жажду мести. Нужно просто жить. Помогать другим в меру своих возможностей. Можно трудом, можно моральной поддержкой, можно распространением гуманитарной помощи. До множества людей гуманитарные грузы просто не доходят, потому что об этих людях никто не знает. Мы, конечно, составили свои базы данных, какие смогли, но это в первую очередь списки по категориям: пенсионеры, инвалиды и т.д. А многие люди, не подпадающие под эти категории, тоже живут впроголодь.
- А как их найти?
- В соответствующих базах данных. Такая база есть у нашего фонда – «Набат Донбасса», который сейчас находится на стадии формирования. Мы работаем напрямую с населением.
- Вы говорите о том, чтобы не копить злобу. А как не копить злобу тем, у кого погибли близкие, у кого разбомбили дом?
- Ничто не происходит без воли Бога. Возможно, это все нужно для того, чтобы мы смягчили свои сердца. Ожесточение в нас было еще до войны. Уже тогда мы друг на друга смотрели свысока, уже тогда пошло разделение на богатых и нищих. Сейчас идет искупление нашего поведения. Больно терять родных, близких и друзей. Но Господь призывает к себе только в том случае, когда человек или наиболее приближен к спасению, или уже удален от спасения настолько, что возврата нет.
Злоба только больше ожесточит наши сердца. Когда человек живет в злобе, он уже не контролирует своих поступков. От зла рождается только зло.
Солнце согревает и ту землю, что рождает хлеб, и ту, что рождает бурьян. Но бурьян нужен, чтобы было, чем питаться животным. И мы должны рассуждать так: если что-то есть, то оно нужно нам, чтобы утвердиться в добре.
- А вы простили тех, кто пытал вас и ваших друзей?
- Это тяжелый вопрос. Я знал, что я священник и обязан простить их. Это был очень длительный и болезненный процесс, когда я переламывал в себе ненависть к тем людям, которые издевались над нами. Но сейчас я отношусь к этим людям как к больным духовно. Желания отомстить у меня нет. Я благодарю Бога за то, что он мне дал возможность простить их, и молюсь, чтобы Бог теперь дал разум им.
Беседовала Анна Долгарева
По вопросам, связанным с фондом «Набат Донбасса» можно обращаться по адресу: [email protected]
Просмотров: 2903
